И действительно, у нас много общего: как правило, за границей мы не можем раствориться в толпе, а у себя дома безошибочно вычисляем иностранцев. Общее детство — страшная сила. По инерции мы помним друг друга такими, какими мы были, и это мешает нам увидеть то, какими мы стали. Но наши чувства, в основном, бескорыстные.
Чего совсем нельзя сказать о наших правительствах. Будучи плотью от плоти народной, правители тоже заражены старыми советскими стереотипами. Однако хорошим лекарством от иллюзий выступает их должностная обязанность отстаивать национальные интересы и ежедневная практика эксплуатации народных стереотипов как инструмента достижения собственных целей. Поэтому да, их можно противопоставить простому народу, как в книгах про Гарри Поттера, где с одной стороны были не знакомые с магической изнанкой мира обычные люди (маглы или простецы), и волшебники — с другой. Пропасть между ними лежала невообразимая. Так вот по сравнению с этой пропастью, да, мы один народ. Но только по сравнению.
Спустя 15 лет после подписания Беловежских соглашений социологи фиксируют все больше различий в общественном мнении даже между постсоветскими славянскими народами. Показательно, что, как следует из результатов соцопроса Международного исследовательского агентства «Евразийский монитор», в настоящее время белорусы уже меньше сожалеют о том, что распался СССР, — по сравнению не только с россиянами, признанными лидерами по союзной ностальгии, но и с украинцами.
После распада СССР наши страны поначалу оказались в странной ситуации: ни у кого не было денег, но было много товаров. Поэтому политики говорили о проблеме разорванных хозяйственных связей. Но вскоре выяснилось, что наши товары даже нам самим не особенно нужны, а разжиться деньгами проще всего, продав нефть и газ. Если бы не существовало необходимости обеспечивать население рабочими местами, наши правители, вероятно, сразу бы отказались от производства не нужных товаров и действительно разорвали экономически бессмысленные хозяйственные связи. Только в этом случае сменились бы правители.
У России оказались деньги и нефть с газом, а также емкий рынок для товаров и ностальгия по СССР. Это удовлетворяло славянских соседей, у которых не было денег и возможности продать свой товар в Европе, но была потребность в нефти и газе. Теперь наши страны в новой ситуации. У российских правителей созерцательная ностальгия по СССР отошла на второй план, а на первый вышло предложение отделить мух от котлет. Эту историческую фразу Владимир Путин произнес в 2002 году после безуспешной попытки добиться у Александра Лукашенко ответа — будет ли Белоруссия вступать в состав России или намерена добиваться статуса действительно независимого государства?
Ответ прозвучал лишь на рубеже 2006 и 2007 годов, когда субъекты белорусско-российского Союзного государства скатились до открытой склоки об условиях поставки и транзита российских энергоносителей через территорию Белоруссии. Лукашенко, который в 1994 году пришел к власти как сторонник интеграции с Россией, заявил 7 января 2007 года: «Суверенитет и независимость не продаются ни за какой природный газ, ни за какую нефть».
Кто-то в Кремле не знал, что Лукашенко не захочет принести свою власть в жертву своему старому предвыборному лозунгу? Знали, но не хотели на себя брать ответственность за разрушение иллюзии славянского единства (говорят, что проститутки тайно верят в любовь, а вот политики, наоборот, тайно не верят). Боль после распада СССР уже унялась, а, значит, фантом Союзного государства выполнил свою роль и незачем на него тратить миллионы долларов. Поэтому один волшебник вынудил другого провести сеанс магии с ее разоблачением. В настоящее время правительства двух стран озабоченны, как убедить свои народы в правильности консервации строительства Союзного государства.
